Дела семейные
И что это Машу так интересует мой развод с Олегом? – думала Лена, выходя из издательства. – Вечером ведь опять пристанет. Надо хоть самой осмыслить: из-за чего же мы развелись?
После двух лет ответственной и напряжённой журналистской работы, с длительными командировками и даже с серьезной опасностью для жизни, Олег получил квартиру (не купил – именно получил, как ему и было обещано при поступлении на работу). Предполагалось, что его молодая жена, к тому времени как раз окончившая университет, приедет к нему в Харьков и будет устраиваться на работу по одной из двух своих специальностей. Но сначала Лена поехала в Москву – просто прийти в себя после всех университетских перипетий и сообразить, чего же она сама хочет. В разгар лета к ней приехал «на недельку» Олег. А через полчаса они уже были в ссоре.
За эти полчаса Олег рассказал о своих неразрешимых проблемах. Сынишка захотел жить не с дедушками-бабушками, а с папой, и Олег забрал его к себе. Но маленький Тёма привык, что хотя бы раза два в неделю по вечерам приходит мама, а теперь и этого не было. Однажды Олег обнаружил, что ребёнок тихонько плачет. Не без труда выяснил: скучает по маме. Мама к тому времени развелась и со вторым мужем…
Рассказав обо всём этом Лене, Олег закончил так:
– Я наконец решил: возьму к себе и сына, и жену.
Лена удивилась:
– А почему такая беспросветная тоска в глазах? Мы ведь так и планировали: как только я заканчиваю университет, мы возьмем Артёма к себе.
– Нет, я имею в виду не тебя, а Риту.
Злосчастное имя, всегда означавшее для Лены если не врага, то человека «другой породы», живущего по другим законам! И она сорвалась:
– Значит, для тебя жена – это вовсе не я? А эта б..дь?
Олег встал, пошел зачем-то в коридор. Минута – и хлопнула входная дверь.
Вот тебе и свидание с мужем, ожидаемое почти семь месяцев!..
На следующий день он-таки позвонил:
– Я всё могу тебе простить, кроме подобных слов в твоих устах. Женщина с такой лексикой не нужна мне не только как жена, но и просто как приятельница.
– Да? А я думала, ты оскорблён за свою жену.
– Вот именно. Правильно думала: я оскорблён за свою жену.
– Прости, милый, я слегка запуталась: кого ты считаешь своей женой? Или ты уже заимствовал у древних привычку иметь жену старшую и младшую, любимую и нелюбимую и так далее?
– Дело не в словах, но если ты опять произнесёшь что-нибудь подобное, я больше не буду разговаривать с тобой никогда.
Она усмехнулась: мужчинам, видимо, всегда трудно придумать логически безупречную причину для расставания, и они пользуются тем, что подвернётся под руку. Ответила спокойно:
– Закончили на этом. Ни женой, ни приятельницей твоей я быть не собираюсь.
И она «отключилась», мстя за его вчерашнюю бестактность и жестокость. Все наставления восточных мудрецов были забыты из-за жгучей обиды.
После этого они встретились только однажды, примерно через полгода после той нелепой ссоры, – когда наконец собрались официально развестись. После церемонии развода Олег даже пригласил ее в ресторан, благо расположен тот рядом, сбоку от Дворца бракосочетаний (и одновременно – конторы по бракорасторжениям).
В ресторане он ничего не говорил о своей семейной жизни, был вполне закрыт – как когда-то в университете. Но перед уходом вдруг спросил:
– А может, поедем сейчас к тебе?
Она в это время жила в квартире брата одна, Виктора уже не было в живых. Лена бомбардировала письмами его невесту, жившую в Ялте: приезжай, устраивайся на работу здесь! Коллеги Виктора готовы были принять ее в свою систему: учёные-биологи очень нужны космонавтике. Но Нина пока не решалась трогаться с места: она ждала ребёнка. Почти перед самой гибелью Вити они решили больше не откладывать свадьбу, а значит, и ребёнка…
– Понятно, – саркастически ответила Лена на предложение Олега поехать к ней: – «Я б хотел забыться и заснуть». А что будет после просыпания?
– Ты не любишь меня больше?
– Люблю. Но не умею спать сразу с двумя.
– Лен, почему и отчего ты стала такой грубой? В университете этим отличался только Юрка Минаев. Неужели от долгого общения с ним?
– При чём тут Юрка?.. От общения с жизнью.
Всю эту прощальную трапезу она ждала от него каких-то человеческих слов, пусть даже «немужских» жалоб. А перед ней сидел застёгнутый на все пуговицы чиновник. И поездку-то к ней предложил по-чиновничьи, «деловито». Ни с кем тогда она не «спала» – просто неправильно выразилась от нервного напряжения: имела в виду его, готового «спать» сразу с двумя. И этой ошибкой спасла их обоих от запутанных отношений, что могли начаться вскоре после развода. Они любили друг друга той глубинной любовью, которая не зависит ни от возрастных изменений милого лица, ни от приобретённых привычек грубости, резкости, ни даже от затухания физического влечения друг к другу. Каждый из них считал другого человеком высокой пробы, с которым «можно идти в разведку». Такие люди обычно не расстаются внутренне, далее если судьба раскидывает их по разные стороны Земного Шара. И даже влюбившись в другого, всё равно глубоко внутри себя, неосознанно, продолжают любить первого... Так Лермонтов любил человека высокой пробы – Вареньку Лопухину, уже в детстве обладавшую душой более высокой, чем обычно у детей. Обладавшей масштабом доброты.
Но это уже не Олег! – стала она пересматривать свое отношение к Олегу как к человеку высокой пробы. – Надо забывать его! Никто никогда не остаётся одним и тем же годами, и тот Олег, которого она знала в университете, больше не существует... А может быть, дело не в этом. И Олег тот, и я та, и именно поэтому мы расстались: «Не суждено, чтобы сильный с сильным. Так разминовываемся – мы» (М.Цветаева)…
Горькие размышления сопровождали весь ее путь из издательства домой. «И зачем ездила? Чтобы убедиться в стабильной неприязни директора да услышать вопрос Маши о причинах развода? Лучше бы сразу осталась дома – настроение не было бы испорчено».
Дома она долго решала вопрос, не позвонить ли самой Вадиму. Он настаивал, чтобы и она звонила ему, сердился за ее «равнодушие»: «Ни жена, ни дочка не слушают моих телефонных разговоров». – «А ты их любишь?» – «Очень». – «Тогда зачем ставить их в положение неслушающих? Думаешь, им это легко?» – «Никогда об этом не задумывался. Возможно...» Но ее интересовало уже другое: если «очень», то зачем развелся? Вслух она этого не могла сказать, и только повторила задумчиво: «Очень любишь?» – «Очень. Но давно уже – только по-родственному». – «Жену – по-родственному?» – «Угу». – «Весело». – «Вот как раз не весело... Принадлежу им в быту, а на празднике предпочитаю быть один». – «На каком празднике?» – «На празднике жизни». – «Нет, звонить я тебе не буду никогда, ни домой, ни на работу. Пусть не будет хотя бы моей инициативы».
Да, но жены ведь, скорее всего, и вообще нет рядом с ним, – принуждала себя сейчас Лена, помня, что Вадим болен. – Жена где-то в другой квартире, одна с ребёнком. Бедная, бедная девочка... Нет, не буду я ему звонить! Пусть уж лучше, как обычно, сам звонит.
И она уселась за работу. За два часа прочитала больше, чем в издательстве прочитала бы за четыре: никто не отвлекал, не вызывал к себе в кабинет, не переключал внимание на более интересные предметы, чем эта тусклая рукопись.
А Вадим в этот вечер так и не позвонил: видно, утром ему было очень плохо, а потом стало хорошо и без нее. Да и Маша не приехала. К вечеру все про нее забыли.