Священный космический огонь
Почти каждую среду они с Вадимом встречались у метро, чтобы вместе идти на занятия. Лена очень дорожила упражнениями по системе тай-ци: ровнее становились отношения с людьми, появлялось желанное душевное равновесие.
После занятий Вадим не любил сразу отправляться домой, предпочитал пройтись пешком, заглянуть к кому-нибудь в гости. Но уже почти полгода это «к кому-нибудь» заменилось на «куда-нибудь» – с Леной. В конце концов они облюбовали одно уютное кафе, где можно было спокойно посидеть и поговорить.
Говорили «запойно», обо всём, обсуждали свои и чужие идеи, взлёты и срывы. Строили планы – грандиозные, космические. А иногда и отнюдь не шутливо ссорились, правда к следующей встрече забывая об этой ссоре. Одним из пунктов разногласия не раз становился для них Николай Рерих.
– Ты так уверенно судишь о Рерихе, фактически ничего о нем не зная! – возмущалась Лена. – Это не он занимался «духовными исканиями», а его жена. Сам Рерих занимался защитой ценностей культуры. Считал, что в случае утраты культуры человеческие сообщества будут мало чем отличаться от обезьяньих стай.
– Ага, он еще и последователь Дарвина: считал, что человек произошел от обезьяны.
– Ничего такого он не считал! И не зли меня и дальше, заявляя, как сейчас многие: «я – православный, а Рерих – масон»!
– Вовсе я не собираюсь это заявлять. – Чем горячее спорила Лена, тем спокойнее становился тон Вадима. – Я и вообще атеист… Что, впрочем, не мешает мне считать Рериха масоном.
– Издеваешься? – уже более спокойно спросила Лена, поняв, что Вадим просто играется в ссору. – Если бы он был масоном, то не завещал бы похоронить себя по древнеславянскому, индуистскому и буддийскому обряду: предать тело огню. Я, кстати, тоже хочу, чтобы тело не гнило в земле, а было сожжено. Но речь не обо мне. Сколько картин Рериха посвящено православной Руси и ее святыням! Сколько им написано о России и сделано для нее! А всякие там «троечники», привыкшие получать знания исключительно по слухам и сплетням, сами ничего путного для страны не сделавшие, только и умеют, что осуждать ее гениев.
– Помню я идею твоего Олега: в школе обычно две трети учеников – троечники, а потом их-то и оказывается большинство при решении даже научных вопросов. Но я был отличником, а всё равно не считаю «священными текстами» ни «Тайную доктрину» Блаватской, ни духовные наставления Елены Ивановны Рерих. Как видишь, не так уж мало я о них знаю…
Подобные дискуссии почему-то не уменьшали любовное влечение Вадима к Лене, но на нее действовали отталкивающе. Она понимала, что Вадим – несомненно умный и талантливый человек, но существует между ними какая-то «нестыковка личностей». Сердце щемило от действительно невосполнимой потери Олега: вот с ним было полное совпадение личностей; даже если возникали разногласия, всё легко заканчивалось миром: тот или другой проявлял деликатность, не настаивая на своем.
Вадим, наоборот, непременно настаивал на своей правоте. Так, однажды они жестоко поссорились именно после выставки Рерихов. Тогда впервые «замена» Олега Вадимом показалась Лене обидной. Она вспомнила долгий счастливый вечер с Олегом, включавший и выставку Рерихов, и обручальные кольца, и такую неповторимо-нежную его любовь... Подумалось, что даже если бы Олег сам не ценил Николая Константиновича так же высоко, как она, он не стал бы спорить с нею: чужие святыни были для него столь же святы, как и свои. А Вадим... Собственно, ничего особенного он не сказал, к тому же и Олег никогда не разделял чрезмерных восторгов по чьему-либо поводу. Но какой сарказм был в глазах и в голосе Вадима! «Согласен, согласен: художник, может быть, и хороший. А мистик никудышный. Больше реалист и революционер, чем мистик». – «Не понимаю: это что – плохо?» – «Да не плохо. Скорее – не оригинально».
Сегодня, вернувшись домой после свидания с Вадимом, Лена включила приёмник и занялась бесконечными домашними делами…
Боже мой, «Ноктюрн» Бабаджаняна! Ничего не знаю прекраснее в современной музыке. Растворяешься в этой мелодии – как будто тебя несёт мощная волна или ты летишь вместе с облаками... Жаль, иногда на эту неземную музыку искусственно накладывают вполне земные, слишком узкие, бедные для нее слова. И тогда рождается кощунственная мысль о превосходстве музыки над словам… В «Ноктюрне» – в подлинном его виде, а не в упрощённой аранжировке для голоса – звучит поистине музыка сфер – мощная, глубокая, заключающая в себе гармонию радости и боли.
Почему я сегодня всё время думаю о радости и боли?.. Да, конечно, потому что радость и боль – постоянное ощущение влюблённого. А следствие этого – влюблённый человек талантливее даже себя самого – спокойного, ничем, кроме быта, не тревожимого. Влюблённость – приобщение к Небесам, к небесному огню, и потому она вызывает мучительную гармонию радости и боли, присущую Космосу в целом. Видимо, между влюблёнными образуется напряжённый электрический провод, проходящий через пространство и время и заряжаемый на всём его протяжении космической энергией... Господи, да ведь Лермонтов и об этом говорил! Ну-ка, где это у него в «Герое...»:
«Кисейный рукав – слабая защита, и электрическая искра пробежала из моей руки в ее руку; все почти страсти начинаются так, и мы обманываемся, думая, что нас женщина любит за наши физические или нравственные достоинства; конечно, они приготовляют, располагают ее сердце к принятию священного огня, а всё-таки первое прикосновение решает дело».
В «Герое нашего времени» не раз встречаются такие серьезные, космические наблюдения, заключенные в «легкую» форму попутных к сюжету размышлений. То же – и в лермонтовских стихах, поэмах, письмах...
Нервная система человека – это самостоятельная замкнутая цепь: от макушки до пяток и обратно непрерывно идет электрический ток. Поэтому нервные заболевания нередко оканчиваются выходом из строя «куска цепи» (как это происходит и в обычном электропроводе): у человека отнимается рука, нога...
Когда двое встречаются и влюбляются, самостоятельная нервно-электрическая цепь каждого перестает существовать: образуется единая цепь на двоих. Если они расстаются, цепь соответственно увеличивается, растягивается, всё равно охватывая обоих. Для сохранения связи между ними через большое пространство напряжение в цепи очень сильно возрастает, и оба благодаря этому получают огромный заряд нервно-электрической энергии. Вот откуда мощная энергия талантливых, а тем более гениальных людей, когда они влюблены и находятся вдали от любимого!
Не только взаимная, но и безответная влюбленность дает мощный прилив энергии, но это стоит человеку тяжелых душевных переживаний, приводит к резкой усталости. Взаимная же любовь спасает от усталости, непрерывно питая обоих нервно-электрической энергией… Вот почему мы с Вадимом стали столько успевать... Хорошо, что я продумала это. Оказывается, как надо беречь само состояние любви, влюбленности!
Надо будет продумать и утверждение, которое не раз встречалось у Николая Константиновича: люди живут по тем же законам, что и планеты. Но это потом, сейчас уже устала...
Так закончился один из тихих вечеров, начавшихся беседой с Вадимом за чашкой кофе.
А на очередную выставку Рерихов она пошла одна, без спутников. Вернулась домой в состоянии тихой задумчивости. Казалось, никакая любовь к одному человеку ей больше не нужна. Не нужен мужчина, который бы сосредоточивал на себе огонь ее души. Она настолько любила природу – и ее тишину, и ее бурные взрывы (конечно, не катастрофические), – настолько ценила искусство и создающих его великих людей с большой и горячей душой, что задумывалась иногда: каким же должен быть человек, способный заменить собой всё это? Или пусть не заменить – быть равным? «Люблю ли я Вадима? Не моя ли это фантазия? Не пушкинское ли: «Пора пришла – она влюбилась?» Нет уж, лучше не углубляться. Подумаю-ка наконец об орбитах». И она стала, как всегда под бесконечные домашние дела, продумывать давно интересующий ее вопрос.
Вспомним: рисунок эллипса любой планеты, идущей вокруг Солнца, идентичен рисунку живой клетки с ее ядром. Ядро жизни планеты – Солнце; это ядро обеспечивает ее движение по эллипсу. Кроме того, у нее есть «малое» ядро, внутри нее, – ядро, энергия которого движет ее по спирали вокруг самой себя, тем самым продвигая и вперед. Но меня сейчас интересует главное, большое ядро, энергия которого создает общее движение по орбите и держит на орбите.
Человек живет по тем же законам, что и планета; значит, в центре его жизни должно быть свое Солнце, свое ядро (тоже помимо «малого» ядра, внутри самого себя, – сердца)... От большого ядра, находящегося вне его самого, он должен отталкиваться, заряжаясь его энергией, – точно так же, как от Солнца отталкивается, заряжаясь его энергией, любая планета: отталкивается – и идет на разворот эллипса, пока полученная от Солнца энергия не начнет иссякать; тогда орбита идет на свёртывание и планета снова постепенно приближается к Солнцу, чтобы получить от него новый заряд энергии. Размах эллипса зависит от силы, мощи заряда. Ядро (Солнце) всегда находится не в самом центре, а несколько сдвинуто к одному краю орбиты: если эллипс разделить на три части, то Солнце будет находиться близко к краю средней части, а не в ее середине. И планета идет не по кругу, а именно по эллипсу – благодаря этому и происходит мощное спиральное движение с постоянной подзарядкой для нового витка, нового размаха. Если бы планета шла точно по кругу, энергия довольно быстро исчерпала бы себя. Значит, от ядра необходимо и отталкиваться, а не только притягиваться к нему, – тогда будет происходить непрерывная подзарядка.
Что же есть ядро (Солнце) жизни человека?.. Ясно! – круг интересов, делающих его жизнь насыщенной, привязывающих его к земному бытию. (Когда Андрей Болконский разлюбил всё в этой жизни, даже Наташу, он и сам не захотел больше жить. Но как к этому выводу пришел Толстой, вовсе и не размышлявший в то время о Солнце и планетах? Ведь он тогда не только не умирал, а был в самом расцвете творческих и жизненных сил! Какие же гиганты – наши писатели!)
Итак, ядро – это любимая работа (нелюбимая заряда не даст), любовь к людям, во всех ее видах, – и как любовь-огонь (влюблённость), и как любовь-привязанность (к семье, к родным, к друзьям); это круг интересов, выходящих за пределы профессиональной жизни, специализации... А в целом – человека привязывает к жизни, значит, любовь? – к родным и друзьям, к работе, к различным увлечениям. Ну да! Об этом и в книге Елены Ивановны Рерих сказано: «Человек – это Любовь и Справедливость».
И еще – там же сказано, что человек без сердца (то есть без любви ко всему живому в своем сердце) не умеет жить по законам Космоса, даже если обладает огромной энергией; человек без сердца саморазрушается, то есть уменьшает размах своего эллипса, своей жизненной орбиты – болезнями, ненавистью, завистью, крупными и мелкими гадостями, которые он делает другим людям.
Кроме того, запомним: человеку, как и планете, необходимо несколько отталкиваться от своего большого, основного ядра: если все его мысли будут связаны только с работой, если он не будет любить ничего, кроме работы, он быстро исчерпает свою жизненную энергию.
Теперь: все ли люди имеют собственное большое ядро, собственный круг интересов – собственную орбиту?.. Не обязательно: жена – домашняя хозяйка (в «чистом», «экспериментальном» виде) своей орбиты не имеет: она является «спутником» мужа, как, например, Луна является спутником Земли – спутником-пленником, поскольку значительно более сильное ядро Земли не дает ей идти вокруг Солнца по собственной орбите: она навек притянута Землей и движется вокруг нее...
Ай-яй-яй! К чему же мы пришли! Как плачевна жизнь домашней хозяйки «в чистом виде»!..
Надо будет как-нибудь еще, на досуге, продумать соотношение орбит мужа и жены в разных вариантах. Но уже сейчас понятно, почему женщины веками боролись за равноправие. И Луну стало жалко: вот почему, приближаясь к Земле, она старается показать свою силу: вызывает приливы, действует на всё живое так сильно, что и в «самых материалистических» календарях точно указываются фазы Луны.
Пора наконец спать. Посмотрю, что сегодня с Луной. Ага, полнолуние. Задёрнем-ка занавесочки поплотнее: в полнолуние ее сила особенно сказывается на спящих людях, и отнюдь не положительно. Сердится пленница за свой вечный плен!
Впрочем, насчёт Луны есть и другое мнение: что Земля и Луна – скорее две планеты с близкими друг другу орбитами, чем планета и спутник. Для типичного спутника Луна, во-первых, слишком велика, а во-вторых, ее движение в значительно большей мере определяется притяжением Солнца, чем Земли.
Значит, и для жены возможна достаточно самостоятельная судьба? Определяемая воздействием чего-то главного, важнейшего для обоих? Тогда они, муж и жена, – двойная планета.
И, наконец, наблюдения астрономов – из века в век – показывают, что Луна понемножку отрывается, отдаляется от Земли. Вот ведь какова сила сопротивления, тяга к самостоятельности! – отрывается, не представляя, что ее ждет без Земли, в открытом Космосе!..
И за что я Вадима обидела мыслями о нелюбви? У нас с ним есть главное – свобода. Ни один не делает другому выговоров за редкие звонки, увлечение своими делами, за скуку без него и т.д., чем терзают обычно друг друга влюбленные, убивая тем самым любовь. Где тетрадь его старых стихов? – прочтем хоть одно на ночь.
Ночью февральской взволнованно
Листья шумят прошлогодние.
Это западный ветер нечаянно
Струны задел потаённые
В теле уснувшего дерева.
Спасибо, Вадим. Действительно, на дворе давно ночь и только листья шумят прошлогодние в зимних снах деревьев...
Группа туристов осматривает развалины греческого храма. Остались от него только колонны – с мраморным цветочным орнаментом в основании и оббитые, торчащие унылыми трубами вверху. Колонны замыкают пустую площадь бывшего храма с восточной стороны. Мимо, с юга не север, течёт река. Вода в ней жёлтая, мутная, широко разливается по глинистой долине, едва прикрывая дно.
В группе – и Лена, и Вадим, и жена Вадима, тоненькая, как девочка, с печальным беззащитным лицом. Они трое стоят на площадке между колоннами, над самым обрывом к речному руслу. Тоска, безнадёжность и в пейзаже перед ними, и в их душах.
Вадим, как обычно, видит больше остальных. И предлагает:
– Посмотрите налево: там речной поток превращается в тонкую стройку ручейка, да и она вскоре уходит под землю. А теперь направо: там хлещет мощный водопад – с гор, по горам, а потом становится глубокой рекой со стремительным течением. До нас она доходит уже обмелевшей и утратившей силу. Мне это напоминает мощь знаний. До человека доходит либо водопад – и тогда он может даже испугаться, отпрянуть, – либо ровно и мощно текущая река, либо река обмелевшая, а то и тоненький ручеёк. До кого-то и вовсе ничего не доходит, тогда человек на всю жизнь остаётся пингвином – существом, переходным от животного к homo sapiens. Не мыслит, а только наблюдает, не чувствует, а только ощущает – жару, холод, жажду, боль.
– Картина грандиозная, – соглашается Лена. – Даже унылость и безнадёжность пейзажа производит впечатление мощи. Не выявившейся, может быть? Или уже исчезнувшей, после того как пропитала собой всё вокруг? Но мощь знаний – это уж, по-моему, «головное», как говорит моя мама. От привычки к абстракциям и символам.
Вадим не возражает, только взгляд его из яркого становится усталым и равнодушным.
Они идут обратно, домой, на запад. Бредут вразброд, унылые и поникшие, как часть неприютного серо-жёлтого пейзажа. Вадим отдалился от всех, идет один. Лена – вдвоем с печальной женщиной-девочкой. Лицо у девочки обречённое, как будто она знает, что больше ни одно ее желание не исполнится, никакая активность не будет иметь результата. Она убеждает Лену, что Вадим очень хороший, просит заботиться о нем, прощать ему его странности.
Лена слушает – и жалеет не Вадима, а девочку. Вот кого надо оградить, приласкать, согреть. Но она понимает, что не имеет на это права, и слушает молча, как виноватая.
А потом они оказываются среди развалин, видят следы отгоревшего пожара, раненых. Всё это – безнадёжно и глобально, как будто вымершая земля никогда не кончится, под ногами всегда будет одна пересохшая глина, и спешить им некуда. Они могут помочь случайно уцелевшему человеку выбраться из-под развалин, но всерьёз изменить что-либо бессильны.
Ах, как скверно, скверно, скверно... Что же такое случилось в мире, навеявшее мне этот тяжкий сон? – думает Лена, проснувшись в холодной сизой мгле. – И почему греческий храм – на востоке? Какое чёткое было представление о странах света: смотрим на восток, возвращаемся в сторону запада, река течёт с юга на север... Странно!.. Нет, не хочу опять углубляться в эти безнадёжно-мрачные впечатления. Хочу лета, ярких красок, звенящих браслетов! Сегодня же надо купить какое-нибудь новое кольцо или ожерелье, непременно сверкающее, искрящееся. Пусть напоминает о летнем солнце, о праздничных огнях!
Но в следующее мгновение ей становится еще горше: отчего-то рушится мир, а ты – о кольцах, жалкая баба!
Привычная для нее радужная легкость сна не возвращается – задремав было, она просыпается от своего жалобного, тоненького стона...