Тай-ци-цзюань
В очередную среду Лена и Вадим, как обычно, встретились около шести вечера у метро и идут на занятие. Впереди минут десять – вдвоём, потом два часа – с «родными друзьями», потом еще полчаса – опять вдвоём. Можно ли ждать большего от жизни, если отбросить мелкое недовольство по пустякам?
Сгущаются сизые январские сумерки, отсвечивает серебряными искрами снег в лучах фонарей – в воздухе, на деревьях, на любом не истоптанном клочке земли.
– …Я как-то думала об орбитах мужа и жены. Получилось, что жена, как правило, пленник мужа. Он идет своей большой орбитой, а она всего лишь крутится вокруг него, живя его интересами.
– Если бы так! Это было бы прекрасно! – усмехается Вадим. – Чаще всего никто ни у кого не пленник, каждый крутится по своей орбите. Постепенно муж и жена становятся чужими друг другу и перестают понимать, зачем они вообще вместе.
– Ой, как у тебя получается грустно! При всём пессимизме моих рассуждений у тебя еще хуже.
– А ты, ёжик, не рассуждай, живи. Люди живут, не думая о сложностях жизни, и счастливы. А ты всего боишься, всё тебе кажется тяжким, невыносимым.
– Да? Это ты советуешь не рассуждать?.. Я боюсь – плена, ты боишься – непонимания, и оба мы – рассуждаем. Почему в поучаемые попала я?
– Как «почему»? Ты женщина, тебе положено быть существом слабым, покорным, вот и тренируйся. Смотри, ребята уже собрались... Добрый вечер!
Компания молодых и не очень молодых интеллектуалов ждет у входа в институт, поскольку ключ от «храма здоровья» у Вадима.
В центре группы – черноглазая круглолицая Юля, зав библиотекой в этом же институте. Вернее, в центре – ее Джон, кружевной светло-коричневый пуделёк. Здороваясь со всеми, он с радостным азартом прыгает на шубы, пальто и дублёнки, благо вокруг чистый снег, а не грязь. Юля чаще всего приходит на занятия под предлогом основательной прогулки, необходимой любимцу семьи Джону. Гулять с любимцем семьи ни у мужа, ни у дочки не хватает терпения и времени. Но и с Юлей часть «основательных прогулок» заменяется для Джона интеллигентным лежанием – головой на лапах – в углу кабинета для занятий; яркими, восторженными глазами следит он за упражнениями, переводя взгляд с одного на другого и время от времени поудобнее перекладывая голову. Двигаться он себе не позволяет, только вздрагивает иногда всеми мускулами. После нескольких горьких опытов Джон усвоил, что малейшая активность приведет к их с хозяйкой уходу из этого чистого, светлого, сверкающего зеркалами помещения – уходу и долгому молчаливому ее недовольству...
Но пока что вся компания, считая собаку, поднимается по лестнице.
– Ну как, спасла учёных: выяснила подлинную причину гибели Лермонтова? – с шутливым добродушием обращается к Лене компьютерщик-программист Слава, «русский богатырь» – высокий, широкоплечий, светлоголовый.
– Давно выяснила. Вы не верите: «слишком просто», «антицаристские настроения»! А к широким кругам читателей я пока не пробилась.
– Слушайте, господа, – подаёт голос идущий позади всех «злой мальчик» Коля, юный фармацевт, уже со степенью кандидата медицинских наук. Особенность этого мальчика: всем на свете недоволен и всегда требует «крутых мер». – Я прочитал в одном популярном журнале маленький рассказец и пришел к выводу: есть у нас писатели, которые давно забыли, что живут в России, а не в Америке.
– Да не забыли! Просто русская интеллигенция всегда отличалась безответственностью, – со злой горечью бросает Вадим.
– Больше ничего не скажешь? – откликается Михаил. – Русская интеллигенция всегда брала на себя все беды своей земли. В иные времена даже и думала о будущем вместо правительства, пыталась хоть как-то повлиять на стоящих у власти.
– Что-то рано вы сегодня затеяли разговор о мировых проблемах, – ласковым голосом произносит «Лиса Патрикеевна» – синеглазая высокая блондинка Алла. – Давайте хоть дойдем до кабинета.
Их кабинет – это скорее зал, с ковром на полу и зеркалами во всю переднюю стену. В противоположном углу – ширма, за которой переодеваются девочки. Ребята сбрасывают с себя лишнее в другом углу. В это время обычно продолжается начатая по дороге общая болтовня. А Джон пока свободно разгуливает, путаясь под ногами, обнюхивая углы, но старательно обходя ковер для упражнений.
– В воскресенье напился, как сапожник, – с опасной для себя в данной аудитории откровенностью признаётся Михаил.
И тут же получает от Коли:
– С умным человеком такого не бывает никогда.
– С умным-то и бывает чаще всего! – хохочет Мишель.
Представить его напившимся совершенно невозможно: фигура спортсмена, подтянутая и лёгкая, лицо строгое, даже суровое, когда он не улыбается и не балагурит.
– Сообщи все этапы трапезы, – не обращая внимания на смех, продолжает медицинское светило группы.
– Хм, этапы... Самые обычные: сначала немного коньяка под закуску, потом еще – под горячее, потом... потом, помнится, немного какого-то вина... кофе. Всё.
– Поразительная безграмотность! Будто и не было никаких бесед с вами! Я уж не говорю о «каком-то вине» после коньяка, но сколько раз я вас учил: прежде чем поднести ко рту первую рюмку, надо поесть! Не просто закусить, а плотно поесть. Наесться до отвала, если вы иначе не понимаете! Наесться, не беря в рот ни глотка спиртного! А наевшись, можете пить сколько душе угодно, даже и не думая о количестве рюмок. Только в этом случае вы никогда не напьётесь до положения риз.
– Николай Владимирович, простите, Бога ради, – забыл! Очень уж давно не пил и совершенно забыл ваши мудрые наставления, – кается Мишель.
«Ax, хорош Мишка! – восхищается про себя Лена. – Ни обиды, ни гнева, только веселые искры в глазах».
– Ладно, не ёрничай. – Произносит это Коля с барской снисходительностью более сильного и знающего. – Вадим, а как там книга о четвёртой расе и пирамидах? Перевёл?
– Заканчиваю.
– Основной смысл уже можешь сказать?
– Могу... Пирамида – это, по существу, искусственная гора. Как и настоящая гора, она собирает в себя всю мощь Земли (не почвы, а планеты), находящейся под ней. Проецируй пирамиду или гору всё дальше и дальше вглубь планеты – и поймёшь, сколько энергии Земного Шара, его раскалённых недр, работает на нее снизу.
– Я протестую, – перебивает «Лиса Патрикеевна» Алла. Она уже переоделась в спортивный костюм, причесалась. Высокая, ладная, гордая своей профессией, должностью (бортинженер космических кораблей), она чувствует себя свободно в любом обществе. – Я протестую. Прежде чем столь серьезную тему начинать, всем надо сосредоточиться. Или, если хотите, расслабиться, но уж никак не шнуровать кеды или подкрашивать губы. И потом, Вадик, почему это ты объясняешь только Коле: «проецируй», «представь» – а мы?
– Принято, – весело соглашается Вадим. – Или как, Николай?
– Я, как всегда, согласен с дамой.
Устроились на ковре: кто – скрестив ноги, кто – сидя на пятках или боком (стульев в кабинете нет). Михаил предлагает:
– Продолжай, Вадим. Уверен, всем интересно.
– Вниз спроецировали – повторять не буду. А вверху пирамида (или гора) устремлена к небесам, и чем она выше и острее, тем больше энергии небес улавливает. Энергии никакой не мистической, а самой реальной – электромагнитной. К этому стремимся и мы, строя телебашни, возводя антенны над домами, так что, повторяю, мистики тут нет... В итоге получается, что в пирамиде – соединение энергетической мощи Земли и Небес, космического пространства. Вот поэтому-то древние солнцепоклонники строили свои храмы высоко в горах. Или воздвигали пирамиды. Да и пирамида нередко – всего лишь надстройка над горой. Впрочем, не всего лишь: древние инженеры создавали под пирамидой целую систему по передаче энергии недр Земли – и прежде всего энергии воды – на надземную техническую систему, оборудованную в пирамиде. Собирали колоссальную космическую мощь, сфокусировав ее в пирамиде, и посылали куда угодно – возможно, даже в другие миры.
– И ты веришь во всё это? – с усмешкой спрашивает Коля.
Оживление Вадима сразу сменяется усталостью и равнодушием:
– При чём тут я? Я только переводчик. Закончу – читайте и решайте сами, чему стоит верить, а чему нет. Впрочем, эту книгу любой из вас может и сам взять в библиотеке. Для владеющих английским, каковых здесь большинство, ничего не стоит познакомиться с текстом в оригинале.
– Вади-им, ты что – где у нас столько энергии и времени, как у тебя? – капризно-умоляющим тоном возражает хозяйка Джона Юля. – Меня муж и к вам-то отпускает, скрипя зубами, какая уж там библиотека! Подожду твоего перевода.
– Давайте наконец проведём разминку, – предлагает Вадим.
Упражнения – и разминка, и основной состав – взяты им из наследия даосов, древнекитайских философов. Он изучил их систему самостоятельно и настолько хорошо освоил на практике, что уже не один год учит других.
Не будем наблюдать за их упражнениями: всё равно за одно занятие мы ничего не поймем. Присоединимся к нашим интеллектуалам на улице, куда они выходят – уже в полную темноту, слегка раздвигаемую скупым светом фонарей, – тихие и сосредоточенные, ушедшие в себя. Даже Джон устал от впечатлений.
– А я сделала одно маленькое открытие о гениях, если вам еще не надоела эта тема, – выводит ребят из задумчивости Лена.
– Да нет, говори.
– Гений уже в ранней юности понимает то, к чему обычный человек приходит только в зрелом возрасте, в результате проб и ошибок. Гений умеет пропустить через свою душу чужие мысли и чувства и сделать мудрые выводы, еще ничего не испытав лично.
– Верно! – подхватывает вдруг оживившийся Михаил. – Вот почему мой тёзка-поэт, Михаил Лермонтов, уже в ранней юности полностью исключал для себя брак, а Вадим пришел к этому только сейчас.
– Не понимаю, – спокойно отзывается Вадим. – Я женат и счастлив.
– Прости, я забыл! – смущённо извиняется Мишель.
«Смущённо ли? – думает Лена. – Возможно, хочет наконец вывести Вадима на чистую воду». Сама она не знает, как скрыть краску стыда за Вадима; ей кажется, что прихлынувшая к щекам волна горячей крови видна даже в темноте.
Через несколько минут компания расходится: Юля ведёт наконец Джона на основательную прогулку, остальные, кроме Вадима и Лены, направляются к ближайшей станции метро. Вадим привычным, повелительным жестом показывает Лене, в какую сторону они пойдут. (Лена над этим жестом каждый раз усмехается: «Завоеватель, да и только!») Друзья исчезают из поля зрения, и Вадим обнимает ее за плечи:
– Я люблю тебя, мой маленький колючий ёжик.
– И я.
– Неправда. Я тебя люблю, а ты только отвечаешь взаимностью.
– «Не слабо сказано», говоря твоими словами.
– И это всё? И ради этой убогой цитаты я столько ночей не сплю?
– Моя взаимность, Вадик, абсолютно безнадёжна, поскольку у тебя семья. А потому не будем развивать тему.
– Будем. Я давно хочу задать тебе один вопрос.
– Ну, задавай.
– Почему ты никогда не предложишь мне поехать после занятий к тебе?
– Потому что ты «женат и счастлив».
– Неужели ты не понимаешь, что я не хочу обсуждать свои личные проблемы вовсеуслышание, «с трибуны»!.. Тебе я не раз говорил, что жена давно уже стала для меня скорее сестрой, родственницей, чем любимой женщиной.
– Видишь ли, Вадик, я и сама была женой. И не хочу причинять другим жёнам неприятностей: им и без того нелегко живётся.
– И что же нам делать? – Вадим резко отстраняется, демонстративно засовывает руки в карманы (перчаток он не признаёт даже в 20-градусный мороз). Рядом с Леной идет уже не нежный влюбленный, а независимый, скептичный человек с холодными глазами охотника, упустившего дичь.
– Что делать? Любить друг друга через пространство и время, – спокойно отвечает Лена.
– Да, но я целыми днями думаю о тебе! Да что там днями!.. Это мучительно. Это болезнь. А я хочу быть здоровым.
– Что ты предлагаешь? – холодными становятся глаза Лены. Ее не подавляет и самый тяжёлый в своей силе характер, злость же Вадима для нее – злость капризного мальчика. Это и только это, как вот сейчас вдруг остро понимает Лена, мешает ей безоглядно полюбить его: женщина должна быть слабее мужчины, иначе – неизбежная драма для обоих.
– Встречаться как люди, а не как ангелы небесные, – цинично не по лексике, но по тону заявляет Вадим.
– Есть у меня, Вадим, одна проклятая черта, которая и мне самой неподвластна: моя любовь испаряется, как только начинает испаряться уважение. А уважать я не умею, когда человек хитрит и лжёт. Тебе всё понятно?
– Нет.
– Ну и не надо... Пойми главное: не только у тебя есть горький жизненный опыт, он есть и у меня, но я ведь не хитрю с тобой.
– Да, более открытого человека я в жизни не встречал. Ты – мое чудо... И всё-таки я считаю, что каждый человек имеет право на тайну. А потому, понимая тебя, тоже не хочу продолжать тему… Впрочем, давай уж до конца: я считаю, что у меня есть жена. Наличие или отсутствие официальной бумажки не имеет значения. Раз она – мать моей дочери, значит, она по-прежнему моя жена, на всю жизнь.
– Боже мой, опять одни благородные слова и теории! Жена есть, а обязанностей перед ней никаких; бумажка не имеет значения, а избавиться от нее ты всё-таки не забыл. Вот о чём я и говорю: мужчины вырождаются, мельчают, потому что освободили себя от главной ответственности – за судьбу женщины. Вы заставляете женщину быть сильной – вместо себя. Вы заставляете ее делать самостоятельно всё на свете, с тем чтобы себе оставить время на благородные занятия, на развитие души и интеллекта. То есть ведете себя с нею точно так же, как вели себя дворяне с крепостными, – а потом, красивые, духовно богатые, воротите нос, как дворянин от крестьянина: фи, грубость, необразованность, неумение быть нежной даже с любимым человеком!
– Перестань, Лена, а то я сквозь землю провалюсь со стыда.
Лена вдруг повернулась и пошла в другую сторону. Вадим догнал, обнял.
– Не надо, – резко отстранилась она. – Меня сейчас просто физически тошнит от твоего присутствия.